Автор: Danya Novikov

  • Я люблю свою Родину

    Я люблю свою Родину

    Удивительно: любой мой позитивный опыт из Европы, который бы я ни привёл в Фейсбуке, воспринимается некоторыми френдами как «обсиралово» России.

    Дорогие друзья, и недруги тоже, я люблю свою Родину — и большую, и малую, и советскую — и я благодарен РФ, Пскову и СССР за то, что они меня взрастили, дали хорошее образование, закалили в испытаниях и, в общем-то, сделали тем, кто я сейчас. Я чувствую Россию в каждой своей мысли, и знаю, что Псков — в каждом атоме моего сердца.

    Сейчас я живу в Эстонии. И, по крайней мере, пока все мои дети не вырастут, я намерен жить здесь. Во-первых, потому что моя любимая жена ощущает Эстонию в каждой своей мысли, и знает, что Тарту — в каждом атоме ее сердца. А во-вторых, потому что сейчас здесь жить и растить детей гораздо интереснее и комфортнее, чем в России. Это — выбор моей семьи. И я его уважаю, и буду следовать ему, несмотря на то, что здесь мне приходится начинать всё с нуля.

    Именно оттого, что я люблю Родину, я обращаю так много внимания на те вещи, которые, на мой взгляд, неуместны для современной России и современного Пскова. И позорю публично начальников, которые тянут мою Родину назад, в 20-й век. Да, порой я критикую излишне экспресивно, прямолинейно или цинично. Но, друзья и недруги, я имею на это право, как и любой другой, кто, критикуя, предлагает решения.

    Я хочу, чтобы Псков жил уже, наконец, в 21-м веке. Поэтому я не только критикую тех, кто гадит или демонстрирует регресс, но и предлагаю решения, как навести порядок или наладить некоторые процессы. Естественно, что большинство этих идей я беру не из головы, а из жизни. Из той жизни, что я вижу в ЕС.
    Тогда почему ящики для старых батареек в  магазинах Эстонии — «обсиралово» России? Почему миски с водой для собак на АЗС в Польше — «обсиралово» России? Почему хороший опыт по управлению многоквартирными домами, по проведению спортивных событий, по организации школьного питания и учебного процесса в ЕС — «обсиралово» России?

    Может быть, потому что те, кто так говорят, не верят, что при их жизни что-то в России изменится? Они уверены, что в ЖКХ все всегда будут жульничать, что массовый спорт так и не станет доступным, что в школах их детей будут пичкать отравой за немалые деньги. Их гнетёт то, что до самой их смерти полицейские и врачи всегда будут хамить, и что путешествовать по родной стране всегда будет дорого.

    Я в это не верю.

    Я знаю, что многое можно изменить к лучшему уже сейчас. И я знаю многих людей, которые этим занимаются — системно, постепенно делают жизнь в России лучше. И сам тоже, смею надеяться, делал — например, помогал российским детям-сиротам стать успешными людьми. 5 лет этим занимался.

    Я живу в Европе чуть больше года, и за это время понял, что тут тоже не рай на земле. В каждой из европейских стран есть свои проблемы и беды, есть плохие явления, с которыми не удаётся справиться годами. Есть чему Европе поучиться и у России. И каждая из европейских стран всегда смотрит на соседей, потому что у соседей всегда проще перенять что-то хорошее, и научиться, как избавиться от плохого. United by borders, «Объединенные границами» — это очень хорошая идея. Вот в это я верю.

    Ну так где тут «обсиралово»? Если я встречаюсь с эстонскими общественниками, и они говорят, что прекрасно знают и Благотворительный фонд «Измени одну жизнь», и даже ПРОО «Помогай-ка», и ориентируются на наш, российский и псковский (читай: соседский) опыт в деле семейного устройства детей-сирот и их постинтернатного сопровождения — ну это же не значит, что идет «обсиралово» социальной работы в Эстонии? Думаю, что нет, просто люди признают несовершенство своей системы, и смотрят по сторонам — как бы эту систему улучшить.

    Так что если я пишу, что Пскове вытоптаны газоны, а в Тарту знают, как эти газоны восстанавливать несколько раз за лето, то, может, не надо сразу вопить: «Предатель, ну и живи там в своей чистенькой Гейропе, раз свалил»? Может, стоит, прочитав это, задуматься: а не пойти ли к псковским начальникам, и по-человечески не поспрашивать, реально ли и в Пскове проводить такие же фокусы с газонами, тем более, что деньги на металлические заборы от пешеходов, например, в муниципальном бюджете есть? Никто не идёт. Зато говорят без тени сомнения: предатель обсирает родной город.

    Дорогие мои. Я не критикую Украину, Белоруссию или Грузию. Эти страны и города в них меня устраивают в том виде, в каком они сейчас, в полной мере. Вот вообще плевать на эти города, уж не обессудьте. Зато мне небезразлично, что происходит в России. Я очень люблю свой родной Псков, и поэтому хочу, чтобы он изменился, стал ещё лучше.

    Я люблю ПАИ, ПП и, простите, ППЦ тоже заведомо люблю. И критикую их публично, а не в письмах к начальству, потому что ничто так не действует на начальство дорогих сердцу организаций, как публичное запозоривание. Многие из вас не чураются ведь такого метода, когда постят душещипательные истории про очереди в поликлиниках, бардак на дорогах и прочие бытовые явления? С хештэгами начальников, чтоб все видели. Никому не кажется это зазорным.

    Кто-то тут хочет отказать мне в праве поступать так же, только потому, что я стал жить на сто километров северо-западнее?

    Не дождётесь.

    Републикация с Facebook, пост от 8 февраля 2017 г.

  • У меня родилась дочь

    У меня родилась дочь

    В клинике Тартуского университета, куда жену вдруг положили на обследование, а потом внезапно увезли на операцию, мне так и сказали: «Поздравляем, у вас родилась дочь». И я не поверил.
    Думал, спутали меня с кем-то. Потому что рождения ребенка я планировал ждать в апреле. А тут на дворе — 26 января.
    Ника родилась на три месяца раньше срока.

    808 граммов. А на следующий день — и вовсе 760.

    Сразу же после операции новорожденную разлучили с мамой — отвезли в кювезе в детский интенсив в соседний корпус. Через час я уже был там — разрешили не только увидеть, но и открыть дверцу в кювезе и погладить пальчики. Такие крохотные.
    В соседних кювезах были дети «побольше» — все около килограмма, но все равно такие же миниатюрные и беззащитные: тонкие, прозрачные, опутанные массивными проводами.
    Столько проводов и трубок! В основном различные датчики для монитора, а еще зонд для питания, кислород, инъекции. Мы во всем этом быстро научились разбираться, обращаться с медицинской техникой, помогать врачам. Но жена из-за послеродовых осложнений смогла увидеть дочку только через неделю, 4 февраля. Потом ей разрешили переехать в палату в детский корпус, только на другой этаж. А в конце февраля Нику, наконец, перевезли из реанимации в обычное послеродовое отделение детской клиники. Мама и дочка были сперва на одном этаже, а потом — уже в марте — и в одной палате. Выписали их только в середине апреля.

    Три месяца я практически жил в больнице. В первые дни ездил туда по 3-4 раза в сутки. Навещал жену и держал Нику на груди.

    Впервые этот незабываемый опыт я испытал на второй день, 28 января. Я не мог поверить — врачи сами предложили вытащить «дюймовочку» из кювеза, дали переодеться в специальный костюм-«кенгуру» (типа кимоно, только с зеркалами на рукавах), и положили ребенка со всеми этими проводами и трубками мне на грудь. Укрыли одеялом. Я просидел так два часа, боясь шелохнуться, а медперсонал только радовался этому особому контакту — говорили, приезжайте еще, сидите, сколько сможете. И подкладывали подушки мне под спину, чтобы не затекала. Я воспринимал эти часы, проведенные с Никой на руках, как необходимую для крохи подпитку любовью. А себя — кем-то вроде энергетического донора. Ведь она там, в кювезе, совсем одна. И даже мама не приходит. Да, вынимать, а потом укладывать обратно — сложно. Но все вокруг, кажется, понимали, что ребенку это необходимо — чувствовать, что родители рядом, чувствовать биение их сердец, слушать спокойные голоса, впитывать всю эту атмосферу, ощущать безопасность и защиту.

    За эти больничные месяцы было много всего. Я думал, что никогда их не забуду, но, наверное, человеку не свойственно помнить подробно не слишком приятные времена. Хотя в плане медицинского сервиса неприятного было ноль — у меня нет ни одного упрека в адрес медиков и медперсонала. Условия были царские — вплоть до специальной комнаты для гостей с душем и кухней. Двухместная палата-трансформер со всем необходимым, куча расходных материалов — и все бесплатно. Бонусом — открытка с поздравлениями с первым месяцем от больницы, онлайн-переписка со столовой по поводу персонального меню, чистые полы без всяких дурацких бахил, постоянные улыбки от всех и каждого.
    Помню, как мы отмечали первый килограмм.
    1 кг — это 10 плиток шоколада. Когда-нибудь мы с Никой будем гулять по магазину, и я дам ей подержать эти плитки — чтобы почувствовала вес.
    И еще помню, как мы впервые, уже в апреле, отправились гулять по соседнему парку, взяв коляску, и положив туда монитор. Питалась Ника уже от груди, кислородная маска тоже была снята, так что оставались последние три провода, ведущие к маленькому уже монитору. Оказалось, что он еще и разборный: дисплей отсоединяется, и может некоторое время работать автономно, на аккумуляторах. Так и гуляли, поглядывая на цифры внутри коляски.

    А сейчас Нике год. Кроме семейного врача, у нее есть замечательный специальный педиатр, которая будет наблюдать ее лет до шести. И этот педиатр только поддерживал нас, когда мы уже в мае повезли Нику на море. А потом все лето куда-то выезжали дышать свежим воздухом — бродили по лесам Южной Эстонии, по побережью в Хаапсалу, в Пярну, в Саулкрасты. Ездили за 2000 км на Хельскую косу, ну и так далее. Я думаю, это все было не зря, и Ника окрепла за лето, хоть и не сильно прибавила в массе.

    Сейчас ей где-то за 7 килограммов, она вовсю пробует на слух разные звуки, лопает кашу, дерется с неваляшкой, топчется по периметру кроватки и молниеносно уползает из комнаты, когда преследует собаку. Не такие большие достижения по сравнению с ровесниками, но есть такое понятие, как корригированный возраст — то есть мы отнимаем от ее реального возраста эти недоношенные три месяца.
    Весь этот год мы высчитывали корригированный возраст, зная, что, когда Нике исполнится годик, об этой математике мы сможем официально забыть.
    Так заведено в малышковой медицине. Год исполнился — все, теперь считаем как есть.
    Так что этот, сегодняшний, день очень важен для меня. Теперь я могу, как и все родители, безо всяких оглядок называть возраст своего ребенка. А ребенок будет соответствовать, и догонять своих сверстников, которых в этот год и в Тарту, и в Пскове родилось у наших друзей и знакомых целая будущая песочница. Или семейный лагерь на Балтике ))

    Републикация с Facebook, пост от 26 января 2017 г.